Новости
В конце января Галина Корсак, основатель и руководитель сети кондитерских, сделала в своем инстаграме заявление, которое расстроило всех столичных сладкоежек. «С пятницы собираюсь с силами, чтобы написать это: с сегодняшнего дня Brioche Paris на Сторожевской, Brioche Bistro и „За Победой“ закрыты. Brioche Paris в „Дана Молл“ закрыта навсегда», — написала она.
Сегодня на все вопросы о судьбе Brioche Галина отвечает просто: «Я не теряю надежды, что всё будет хорошо». О том, где искать эту самую надежду, когда силы на исходе, о мышцах, которые прокачала жесткая тренировка под названием «2020-й год», и о причинах, по которым Галина Корсак не уезжает из Беларуси, — в нашем интервью.
«Я останусь той „ненормальной“, которая любит эту страну и этих людей»
— Галина, вы были готовы к тому, что после санитарного дня 26 октября у вас могут быть проблемы?
— Сложно подготовиться, когда не знаешь, к чему именно нужно быть готовой. Но, конечно, я понимала, что трудности могут быть.
— Вы не раз отмечали, что у вас была возможность строить бизнес в другой стране. Не обидно, что решили вернуться в Беларусь и создавать свое дело тут, а как итог — вот такой пост в инстаграме…
— Обижаться не на кого, никто меня сюда не звал. Вот если бы мне позвонили и сказали: «Галина Сергеевна, вы приезжайте, пожалуйста. Делайте, что хотите — на всё вам зеленый свет. Торжественно клянемся не обижать, не проверять и не закрывать никогда и ни при каких обстоятельствах»… Тогда было бы и правда обидно.
А так — это мой выбор, мое решение, от которого меня в свое время отговаривали родные и друзья. Все говорили: «Не надо». Но мы же привыкли пробивать лбом стены.
Злиться я могу только на себя. Я как предприниматель должна учитывать риски и понимать масштаб ответственности: за мной 135 человек, команда, которая зависит от моих решений.
— Кстати, а почему вы в свое время, несмотря на эти многочисленные «не надо», вернулись в Беларусь? (Галина несколько лет жила и занималась бизнесом в Берлине. — Прим. редакции.)
— В какой-то момент ко мне пришло абсолютно четкое понимание: представления о том, что в соседнем саду трава зеленее, довольно наивны. Создавать и строить свое и легче, и правильнее там, где ты родился.
Как минимум потому, что ментальность людей, их базовые ценности ты знаешь на уровне подкорки. Тебе не нужно погружаться в чужую для тебя среду и ассимилироваться в ней, доказывая, что ты свой.
И есть еще один важный момент. Моему сыну 9 лет, и я понимаю, что один из главных навыков, который я хочу ему привить, — это умение быть благодарным. Моменту, человеку, стране.
Когда я поняла, что хочу заниматься собственным делом, мне пришла в голову именно эта мысль: «Почему бы не начать в стране, которая так много мне дала. Я выросла здесь, получила два высших образования — медицинское и экономическое, встретила множество прекрасных людей». Тут в меня было заложено много правильных вещей, и процентов на 70 я та, кто есть, благодаря обществу, в котором выросла.
Обидно, когда трудолюбивые и талантливые белорусы уезжают за рубеж, чтобы строить свой бизнес и добиваться успеха за пределами Беларуси. Как будто страна не вдохновляет тебя, не заслуживает, не дает возможностей.
Мне хотелось на своем примере показать, что всё возможно. Что ты можешь остаться в родной стране, привнести в нее что-то своё, украсить жизнь в ней. Я очень хотела этого, потому и вернулась.
— Не пришлось пересмотреть свои взгляды, когда ситуация с бизнесом стала, мягко говоря, дискомфортной?
— А я не могу назвать это дискомфортом. Дискомфорт — это когда ночью спать спокойно не можешь, потому что неправ, потому что накосячил. Мы же с моей командой с первых дней делали всё, чтобы строить бизнес правильно и честно.
Думаю, к этим трудностям стоит относиться как к полноценной тренировке в зале. Развитие и рост происходят только через боль. И если после занятий в тренажерке у тебя не болят ягодицы, значит, ты плохо тренировался. (Улыбается.)
Видимо, кто-то сверху считает, что мне нужно прокачать определенные мышцы, и создает для этого подходящие условия. Да, мне непросто. Но стало ли мне так тяжело и плохо, чтобы я захотела уехать из Беларуси? Однозначно — нет.
Ну давайте все свалим. И дальше что? Как в этом случае что-то может измениться к лучшему? Я лучше останусь той «ненормальной», которая любит эту страну и этих людей.
Конечно, накрывало — и не раз. Я же не робот, и сопли на кулак наматывать — это святое дело. Благо вовремя поняла, что нужно остановиться: не зря ведь уныние — это один из самых тяжких грехов.
Со времен, когда Эрих Распе написал сказку о Мюнхгаузене, ничего нового не придумали: просто берешь себя за чуб и вытаскиваешь из болота. Это, кстати, то, чему меня научили последние месяцы: только ты сам можешь себя спасти. Может быть очень много поддержки, солидарности, предложений помощи… Но главное слово и решение — принять законы времени, в котором ты живешь, и начать действовать или пойти на дно — всегда за тобой.
Главное на этом пути остаться человеком, который не предает свои ценности и может уважать себя.
«Самый страшный вопрос, который мне пришлось себе задать: «А то, что я делаю, нужно кому-то, кроме меня самой?»
— Расскажите, какие из ваших мышц прокачали события последних месяцев?
— Эта ситуация глобально прокачивает позитивное мышление — без него никак. Прокачивает «быстродуманье», потому что нужно принимать четкие и оперативные решения. И, конечно, прокачивает юридический базис. Когда я выбирала, в какой сфере получать второе образование, у меня была дилемма — экономика или юриспруденция. Сейчас, выходит, всё наверстала. (Смеется.)
Суммируя, скажу: больше всего прокачивается и болит после тренировки сила духа.
Я очень хочу, чтобы это не сделало меня злой, холодной и разочарованной в жизни женщиной, которая втайне всех ненавидит и считает виноватыми во всем, что у нее не сложилось.
Надеюсь, эта участь меня минует. По крайней мере пока внутри по-прежнему много запала и желания что-то делать. Наверное, это то, что отличает предпринимателя: мозг в любой ситуации ищет варианты и возможности, задается вопросом — какую выгоду можно извлечь даже из этой ситуации? Выгоды ведь не только материальными могут быть. Опыт, знания, сила воли стоят дороже любых денег. Я только так на это смотрю.
Это как с купанием маленького ребенка: если опустить его в теплую, комфортную для него водичку — он сразу обмякнет, и это не будет для него благом. А если сделать воду чуть холоднее, он начнет шевелиться изо всех сил, чтобы не замерзнуть. Вот то же самое и со мной: как только вода становится прохладной, я двигаюсь еще активнее. Эта закалка со мной с детства, которое было не очень простым.
— Расскажете?
— У моего папы были большие проблемы с алкоголем. Мы проходили через это очень тяжело, и, думаю, это оставило серьезный отпечаток на том, какой я выросла. Я начала особенно ценить спокойные и радостные моменты своей жизни, потому что помню: всё может быть иначе. Например, в моем детстве не было ни одного праздника, который прошел бы гладко. Я начала учиться открытости и отзывчивости, потому что в детстве было тяжело и стыдно говорить об этом, я всё скрывала и держала в себе.
Это история про попытку спасти с помощью огромной жертвенности того, кто, возможно, и не хотел быть спасенным. А еще это история про борьбу с самого детства. И, думаю, это совсем не то, что должно быть в жизни достаточно ранимой девочки.
Зато благодаря этому опыту мне достаточно быстро стало ясно, что жизнь очень простая. Определись с тем, какой ты хочешь видеть свою жизнь. Не стремись помогать тем, кто не просит тебя об этом, и спасать тех, у кого другие базовые ценности: этим ты делаешь только хуже.
У меня на этот счет есть смешная история. Мы как-то ехали с сыном в школу, ужасно опаздывали. И увидели, как через дорогу идет бабулечка, которой лет 80 — она тянула за собой тележку, утрамбованную картоном от и до. Я глянула на часы, плюнула на опоздание и остановилась. Говорю: «Бабушка, я вам помогу!». Она еще быстрее вперед почесала. Ну что ж, я вышла из машины, догнала и говорю: «Постойте! Давайте я вас подвезу!». Как она меня обматерила — надо было слышать. Я долго потом хохотала над этой ситуацией. Бабуля подумала, что я хочу отнять ее картон и присвоить себе все дивиденды.
Это ее картина мира, и не нужно ее переписывать!
У меня был любопытный диалог на эту тему с бомжом в Германии. Даже не помню, как завязался наш разговор, но то, что сказал этот человек, живущий возле теплотрассы, меня поразило. Он заявил: «А мне — хорошо! Я свободен от всего. День прожил — и это счастье». Тоже позиция, на которую он имеет право.
Страшно другое. Когда у человека, который выбирает путь саморазрушения, есть дети — и они автоматически на это подписаны. Когда тебе пять лет, ты не можешь собрать маленький чемоданчик и сказать: «Я так не хочу, я съезжаю от тебя!».
Остается верить в то, что наши души выбирают семьи, в которые приходят, и получают те уроки, что были им нужны.
— Галина, вы признались, что даже с вашей закалкой, были моменты, когда «сопли на кулак наматывали». С чем они были связаны?
— Наверное, с поисками ответа на самый страшный вопрос, который мне пришлось себе задать: «А то, что я делаю, нужно кому-то, кроме меня самой?». Начиталась комментариев под какой-то заметкой о нас и подумала: «Ну окей. Надо сворачиваться. Непонятно, зачем я шесть лет вкладывала огромный кусок души, времени и сил в это дело, раз так».
Я ведь первая, кто говорит: «Ребята, если вы действительно не чувствуете разницы во вкусе промышленного эклера и эклера ручной работы — не переплачивайте».
Ведь у каждого вкусовые рецепторы развиты по-своему — это опять же мышца, которую прокачивают. Знаю это точно, так как четыре года работы с французским шеф-поваром не прошли даром. Я имела возможность наблюдать человека с врожденной гастрономической культурой — было такое чувство, что он родился с куском идеального багета в руке. (Смеется.) Что, кстати, не исключено: младенцам во Франции дают попробовать с пальца каплю красного вина, чтобы разбудить вкусовые рецепторы со старта.
Но если ты не французский младенец, всё сложнее. Когда ты всю жизнь ел только кремовые розы с магазинного торта, которые казались тебе пределом совершенства, ты не поймешь, что хорошего в тарталетке, состоящей из тыквенного крема и абрикосового мусса. Это как с классической музыкой: если начать слушать ее без подготовки, с плейлистом, который до этого был полон лайтового попа, через некоторое время у тебя просто разболится голова. Мозг не готов обработать и понять эту трудную, многослойную информацию.
Так и с нашим делом: я готова работать вопреки всему, если люди хотят развивать свое чувство вкуса в самом широком смысле этого слова.
— А хотят ли? Если честно, прочитав о том, как вы привезли антиквариат из Франции, чтобы меблировать свое новое заведение, трудно не задаться вопросом: нужно ли это кому-то? Особенно в этот период.
— Я сейчас вспомнила фразу моего приятеля, с которым часто пересекаюсь по работе. Зайдя в бар «За победой», о котором вы говорите, он примерно то же сказал: «Ну ты, мать, даешь. Если бы ты открыла такой бар в центре Лондона или Милана, очередь стояла бы километровая. А тут ты как всегда — рано». Эта фраза «ты рано» преследует меня на протяжении шести лет, в течение которых я строю бизнес в Беларуси.
Но я верю в то, что делаю. И вижу глаза гостей, которых мы смогли порадовать, — а значит, кому-то это всё-таки нужно.
Опять же: вы заметили, сколько прекрасных, эстетичных и концептуальных мест открылось за последние годы? И каждый раз, когда мне говорили «о, а вы знаете, что у вас появились конкуренты?», я отвечала, что конкурентов у нас нет. Мы делаем общее дело: развиваем вкусы и гастрономическую культуру. Создаем в Минске то, за чем мы привыкли летать в столицы европейских стран: атмосферу, в которой люди становятся добрее и счастливее.
— Недавно у коллег вышла колонка о том, что те самые заведения, которые создавали атмосферу, сейчас вымирают. Согласитесь?
— У меня сейчас такое состояние, что я никуда не хожу. Поэтому я не смогу дать честный ответ. Но понимаю, о чем вы говорите.
Я просто надеюсь, что индустрия не только восстановится, но и будет развиваться. Понимаю, что начинается стагнация, и самый простой путь — уехать. А ты не уезжай. А ты продолжай делать. И, очень может быть, всё в итоге будет хорошо.
«Я верю, что доброта победит везде. И в нашей стране, и во всем мире. Потому что именно так устроена жизнь»
— Многие из тех, кто уехал, пишут в социальных сетях о том, что не хотят полагаться на «может быть» и тратить на это свою жизнь. Ищут бОльшую свободу и людей с другой ментальностью.
— Я не осуждаю никого из тех, кто уехал, — тем более что у каждого свои обстоятельства. Но, как юный натуралист, с интересом буду наблюдать за тем, кому реально захочется остаться за границей и растить там своих детей.
Не потому что там плохо, ни в коем случае! Просто я для себя опытным путем выяснила, что легче и лучше мне за пределами Беларуси не будет.
А что касается окружающих людей… Да, чем взрослее мы становимся, тем выше наши запросы и тем сложнее найти интересного собеседника, человека, беседа с которым будет интеллектуальным оргазмом. Но этот фактор не зависит от страны, в которой живешь. Я ведь жила за границей. Не могу сказать, что тогда я была окружена исключительно интеллигентными и эмпатичными интеллектуалами, не способными на пакости.
Например, если у тебя появится новая машина в Беларуси, сосед может позавидовать и посудачить за твоей спиной: «Откуда у нее такие деньги»? В Германии же этот вопрос соседи зададут сразу налоговой — в тот же вечер, когда ты первый раз припаркуешь машину у дома.
Проблема в том, что с детства в нас не воспитывают правильный посыл: если у соседа всё хорошо, поднапрягись и сделай так же хорошо или еще лучше. А не мечтай о том, чтобы его здоровая и сытая корова поскорее сдохла.
Но, кстати, как мне кажется, всё, что сейчас происходит — не только в Беларуси, а в мире в целом, дано нам для того, чтобы мы глобально изменили свое мышление и отношение к жизни. И сейчас у нас есть все шансы это сознание поменять.
Я верю, что доброта победит везде. И в нашей стране, и во всем мире. Потому что именно так устроена жизнь в моем понимании.
— Вы уверены, что все заслуживают доброго отношения?
— О нет, я не святоша, и мне далеко до всепрощения. Есть ряд людей, которых я никогда не забуду — и фамилии их, и глаза. Но это не разрушает меня, а просто позволяет сделать вывод: есть люди-блюди, которых я надеюсь больше не встречать в своей жизни. А дальше — я верю в бумеранг. (Смеется.)
— У вашей команды такое же настроение?
— Настроения у всех разные, но в целом они очень меня поддерживают. И я замечаю, что даже в общении друг с другом у них появилось очень много внимания, тепла и любви. Они такие котики. (Улыбается.)
Я вижу, как деликатно они стали относиться друг к другу: ушли конфликты по мелочам и резкость, на место которой пришла удивительная чуткость.
Такая параллель на ум пришла: когда ты маленький — сделать гадость легко. Ты не знаешь, какой большой мир, ты не знаешь, как устроена жизнь, и ты не знаешь, через что приходится проходить людям — даже без твоей маленькой гадости.
Когда ты растешь и начинаешь всё это понимать, просыпается мягкость. Не слабохарактерность, а именно мягкость — от понимания, эмпатии и любви. Думаю, это сейчас происходит со многими белорусами.
— Вы решили остаться здесь и здесь же воспитывать своих детей. Что бы вам хотелось видеть в стране, где они вырастут?
— Безопасность — то, что беспокоит меня больше всего. Крепкую систему здравоохранения. И, конечно, систему образования, которая научит думать нешаблонно.
Мой сын уже это делает, поэтому его можно назвать «неудобным» ребенком. У него на всё есть свое мнение, но оно всегда искреннее и аргументированное.
Он научился этому к девяти годам, а я — только в медицинском. Там иначе нельзя: чтобы поставить правильный диагноз и вылечить человека, нужно собрать и проанализировать очень много фактов, а потом сделать собственный вывод.
Если ребенок не умеет думать, а еще хуже — боится думать, это очень плохо для его будущего. Вот поэтому я разрешаю своему ребенку быть неудобным. Чтобы он вырос личностью.
И это, кстати, еще один важнейший пункт, который я хотела бы видеть в стране, где будут расти мои дети. Я хочу, чтобы в Беларуси появилось четкое понимание ценности каждой личности и каждой отдельно взятой человеческой жизни. Чтобы появилась установка, святость которой никто не станет подвергать сомнению: людей надо беречь.
Этому, кстати, тоже учит медицина.
К уходу из стоматологии меня, в частности, подтолкнула ситуация, когда на моих глазах у пациента началось состояние, близкое к анафилактическому шоку. Я была одна, помочь некому — и это было жутко. Помню свои трясущиеся руки, набирающие лекарство в шприц, до сих пор.
Я очень тяжело это переживала и говорила маме, что делать бизнес гораздо проще, чем работать в медицине. Здесь ты рискуешь только деньгами, которые, по большому счету, не более чем бумага. В медицине ты каждый раз рискуешь чьей-то жизнью.
— Вы из семьи медиков, их много среди ваших знакомых. Как они переживают это время: и пандемия, и травмы, которых многие до этого года не видели, и кадровые перестановки?
— Медики довольно циничные люди, потому что иначе в этой профессии нельзя. Ты мгновенно выгоришь, просто не сможешь выжить. Почему онкохирурги так часто умирают молодыми? Потому что, как бы ни старались абстрагироваться, пропускают человеческое горе через себя.
И сейчас им, безусловно, очень трудно. Для каждого из них эти события — лакмусовая бумажка. Никто из моих знакомых не уехал: они понимают, что нужны здесь как никогда. Каждый задается вопросом «если не я, то кто?» — и остается здесь. Они сейчас на передовой, и мне за них очень больно, но уважение мое безгранично. То, что сейчас демонстрируют наши медики, и называется призванием.
Это то, о чем я всегда говорю: научить лечить зубы можно даже обезьяну. Но нельзя научить быть хорошим человеком, если большую часть своей жизни ты был сволочью.
Ты можешь нашпиговать человека сотнями уроков физики и химии, но если ты не дал базу — эмпатию, человечность, уважение к другому, — он будет просто гениальной сволочью. Только человеческий, личностный фундамент может помочь выбрать верную дорогу.
— Куда дорога вывела вас? Сильно изменилась Галина Корсак за последние месяцы?
— Как ни странно, но только в этом году я поняла, что такое принятие и спокойствие. Стала замечать красоту — как меняется цвета неба, какое дерево необычное выросло у дома — и поняла, что большего мне и не надо. Нужно просто держать глаза открытыми — и всё придет. Любви внутри стало так много, что я даже завела кота — и жалею, что не приняла это решение раньше. Кошки знают всё про жизнь в моменте.
Если сравнивать в картинках: год назад я была веселой мартышкой в мерцающем платье, которой нужно постоянное движение, драйв и приключения на пятую точку. Сейчас — я почти что буддийский монах, который сидит на берегу в позе «ом» и смотрит в прозрачную воду.
