Работница крематория: Жить нужно так, чтобы завтра было о чем вспомнить

Отправляясь делать интервью в крематорий, чувствовали себя с фотографом, как герои фильма Тарковского "Сталкер". Тот самый момент, где они держат путь в мистическую "зону". Эффект усиливал и недавний просмотр процесса кремации, который я заранее решил найти на ютубе.

Это единственный действующий в нашей стране крематорий, он существует с августа 1986 года. На кремацию тела привозят не только со всей Беларуси, но и из-за ее пределов, например из Калининградской области.

В реальности же место оказалось не настолько мрачным, как в фантазиях. Да и люди здесь не инопланетяне или герои фильмов ужасов. Правда, путь по аллее от ворот до монументального здания заставляет подумать о смысле бытия. И далее символизм встречаешь на каждом шагу.

За четверть века здесь кремировано порядка 90 000 самых разных людей.

Мы пообщались с улыбчивой и приветливой Натальей Будай – организатором ритуалов Минского крематория. Получилось интервью с углублением в философию жизни и смерти…

"Каждый день убеждаешься, что бояться, в принципе, нужно живых людей"

– Наталья, как вы здесь очутились?

– Здесь работает мама. Я покойных не боюсь, человеческое горе – своего рода психологическая работа, которая мне, в принципе, нравится, хоть я и радиоэлектроник по профессии. Говорить умею, с людьми работать не боюсь.

– Что входит в ваши обязанности?

– Практически все: от процедуры регистрации зала до момента, когда его покинут после прощания.

– Наверняка специфика требует определенного подхода к людям?

– Люди разные бывают, ситуации тоже. Бывает, что три жены хоронят мужа, и для того, чтобы они друг с другом не поругались, нужно с каждой из них поговорить. К каждому необходимо найти свой подход, а это всегда своего рода психология.

О ком-то из умерших можно произнести речь, про кого-то просят вообще не говорить – хотят просто попрощаться. Иногда говорим общие фразы, иногда люди приносят текст и мы его зачитываем. В целом – сколько людей, столько и нюансов.

Бывает, кремируют известных личностей. Например, сегодня (12 марта. – Прим. авт.) церемония прощания с заслуженным тренером Зубрилиным – те, кто связан со спортом, его хорошо знают.

– За время работы здесь вы почувствовали какие-то изменения в своем характере?

– Говорю только за себя: каждый день убеждаешься, что бояться, в принципе, нужно живых людей...

"Бывает, что человек молодой, а с ним и проститься некому"

– О скоротечности жизни закрадываются мысли?

– Об этом думаешь в силу того, что возраст у покойных разный. Понимаешь, что жить нужно каждый день, с отдачей, чтобы завтра было о чем вспомнить. Такие мысли есть. Где-то появляется здоровый цинизм. Бывает, что человек молодой, а с ним и проститься некому. А случается, что человек пожилой и родственников уже не осталось. Но приходят соседи, знакомые по дому. Все плачут искренне, и видно, что человек был хороший.

– А бывает, что чувствуется – неискренне плачут?

– Достаточно часто. Стараешься на прощании не присутствовать, потому что смотрят, обращаю ли я на них внимание. Видно, что думают, как они выглядят в моих глазах. Бывает, что приходят фотографироваться. Зависит от случая. Может, покойный такой образ жизни вел, что родители соответственно относятся… Всего не расскажешь – это надо видеть.

Больше всего кремаций происходит в Японии – 99%, у нас это порядка 30% от общего числа захоронений. За год это примерно 4,5 – 5 тысяч человек.

– Это осознание приходит со временем?

– Я уже девять лет здесь и научилась видеть людей: где люди жалеют, а где приходят отдать последний долг просто потому, что так нужно. Чтобы не сказали, что оставили на произвол судьбы.

– Не возникало ли желания все бросить…

– Уйти с этой работы? Нет. Я знала, куда я иду и что будет входить в мои обязанности.

С каждым годом количество кремаций по отношению к традиционному способу захоронения растет.

"Раньше сюда батюшки не приезжали, только последние года три отпевают"

– Как вы относитесь к самой процедуре кремации?

– Я только за, потому что я очень люблю тепло. Но это лично мое мнение. И еще нравится, когда захоронение происходит в "стенку": закрыли урну плиточкой, и даже если к конкретно этому человеку никто не придет, то рядом кто-то будет навещать своего близкого – и обратит внимание. Прочитает фамилию, имя, отчество. И вот его уже и помянули...

Вопреки бытующему мнению, прах у нас не развеивают, а закапывают либо вмуровывают в мемориальную стену, или колумбарий.

– Как часто происходят процедуры прощания?

– Каждый день. Сегодня у нас 8 кремаций, завтра может быть 20. Раз на раз не приходится. Когда крематорий открывался, были только 1-2 кремации в день.

– Как вы думаете, с чем связанно увеличение числа желающих именно так уйти в последний путь?

– Думаю, после определенного потепления в отношении кремации со стороны церкви, отказа от категоричного неприятия данной процедуры… Раньше сюда батюшки не приезжали, только последние года три отпевают.

– А по вероисповеданию кого больше среди кремируемых?

– Самые разные люди. Есть и кришнаиты, и баптисты, и атеисты, и мусульмане. Даже цыгане были, хотя у них это не принято.

– Работа здесь – занятие специфическое. Много женщин здесь трудятся?

– В корпусе три организатора ритуала, все трое – женщины.

– И легко ли женщинам дается такая работа?

– Я не могу за них ответить, они работают с самого открытия крематория, я самая молодая.

– Тут сложно говорить о веселье. Бывает депрессия?

– Депрессия бывает, но с этим борешься. Это же работа. Человек так создан, что ко всему привыкает. Если бы я не могла, я бы здесь не работала.

– Как относитесь к шуткам о крематории?

– Вне крематория шутки о нем не воспринимаются. Мы их не принимаем. Как можно шутить о чем-то, не зная ничего об этом изнутри? Между собой о чем-то шутим, но незлобно.

Процедура кремации стоит около одного миллиона белорусских рублей, кроме того, существуют сопутствующие услуги (заказ зала, захоронение).

– Не всякая женщина сможет здесь работать…

– Меня часто об этом спрашивают. Я достаточно веселый человек. Когда мои друзья узнали, что я иду сюда работать, говорили – не стоит. Но сейчас, спустя время, они замечают, что я не изменилась, может, разве что чуточку циничнее стала. И распознавать людей научилась – раньше такого не было.

– А если знакомая захочет сюда устроиться, будете отговаривать?

– Ни одна из моих знакомых не захочет, поэтому не могу ответить. Не было такой ситуации.

– Вы же могли работать по специальности?

– А я и работала, потом начались сокращения. Начала работать в университете, появился ребенок, стал нужен другой график – и я ушла сюда.

– Наталья, скажите, а как муж относится к вашей работе?

– Муж, пока сюда не приехал, не посмотрел, чем я занимаюсь, никак не воспринимал эту работу: "Говоришь – и говоришь…". Но когда побыл в зале, посмотрел на это, перестал говорить колкости и начал с уважением относиться к тому, что я делаю.

У меня такая работа.