Евгения Веремейчик работает проектным менеджером в IT-компании. 8 ноября она пошла на воскресный марш вместе со своей сестрой Юлией. Вернуться домой у Евгении получилось лишь в среду, через три дня. За это время девушка успела побывать в Жодино, где ей и ее сестре пришлось уживаться еще с 17 женщинами, хотя камера была рассчитана всего на четыре места. О своих сокамерницах Евгения написала трогательный пост в Facebook. Мы узнали у нее подробности о том, как 19 женщин попали в одну камеру и устроили женский быт в тюрьме.
Задержание: «Юль, пойдем домой. Еще не поздно развернуться»
В автозаке Евгения оказалась, можно сказать, из-за своей сестры Юлии. Она до 8 ноября успела «посидеть» дважды: первый — еще с 9 по 14 августа на Окрестина, второй — за один из женских маршей.
— Юля все равно продолжает ходить на марши, я тоже всегда хожу с ней. Когда мы уже были около «Галереи», увидели, что начинается "хапун". Я увидела, что сестре стало плохо. Сейчас она принимает антидепрессанты, чтобы улучшить состояние после первых двух задержаний, — поясняет Евгения. — Юля села на крылечко, вокруг все бегали от ОМОНа, людей хватали… Сестра расплакалась. Говорю: «Юль, пойдем домой. Еще не поздно развернуться, как-нибудь выйдем».
Сестра Евгении отказалась — они вдвоем пошли ближе к стеле. Большинство протестующих были на траве, выше проезжей части. Собеседница говорит, что их было несколько тысяч — оценить сложно, потому что все стояли вразброс. Евгения признается: казалось, что если сейчас не выйти на дорогу, то ее просто займут автозаки и начнут всех задерживать. Поэтому девушки, как и еще с десяток женщин, решили пойти вперед.
— За нами почти никто не пошел. И тут мы увидели перед собой кордон. Боковым зрением вижу, что сестру забирают — у вас даже фотография была, как ее хватают. Подсознательно я понимала, что у меня есть маленький ребенок, поэтому надолго меня вряд ли посадят. Поэтому, помня состояние сестры, полезла на щиты и сказала: «Меня тоже тогда забирайте, вместе с ней». Хотелось поддержать сестру, побыть рядом хоть сколько.
Евгения смеется: омоновцы особо не сопротивлялись. Мол, хотите в автозак? Проходите, пожалуйста, и вы тоже.
— Правда, меня в машину поволокли. Я спрашивала, зачем: сама же попросилась, могу пройти. Так мы оказались в автозаке, а уже потом — в Советском РУВД. У Юли не забрали телефон, и у нас получилось отправить геолокацию близким, чтобы сообщить, где мы находимся.
РУВД: «Сошлись на красно-белой ткани в описи»
В Советском РУВД Евгении пришлось простоять несколько часов «на растяжке» — это то самое положение у забора с поднятыми вверх руками и расставленными широко ногами.
— С меня все и началось. Сначала мы стояли во дворике просто лицом к забору, руки назад. К нам подходила женщина, которая нас описывала списком: имя-фамилия, место работы, есть ли дети. Через несколько человек от меня стоял парень, он сказал, что работает программистом в Wargaming. Я прошептала что-то вроде «танки с народом», но на такой громкости, чтобы он услышал. Но это услышал и сотрудник РУВД, который сказал: «Вот эту самую говорливую давайте на растяжку».
За Евгению попытались вступиться другие девушки, но их, как «сердобольных», поставили рядом с ней. Всего в Советском РУВД было восемь женщин — все они позже оказались в одной камере в Жодино.
— Передач в Советском РУВД для нас никто не взял. Не было никакой еды, если очень попросишь — могли отвести в туалет, — вспоминает Евгения. — Все время в отделении мы провели стоя. Есть только небольшая курилка, где лавочки на три места. На них дали возможность сесть моей сестре, потому что ее начало рвать, еще одной девочке Насте, которой было плохо, и парню, у которого была сломана нога. Это выяснилось после приезда скорой.
К вечеру во дворе РУВД стало очень холодно, пошел дождь. Люди, по словам Евгении, тряслись. Самой собеседнице повезло: она была тепло одета, потому что рассчитывала на такой вариант развития событий. Пока задержанные стояли на улице, в подвале здания велись «следственные действия».
— Периодически к нам подходили люди в гражданской одежде, которые выдергивали кого-то из шеренги у забора и приглашали пройти. Это была либо опись вещей, либо съемка на камеру, либо откатка пальцев, либо подпись протокола — через эти процедуры прошли все, — говорит Евгения. — Вызов на действия был даже в какой-то мере радостью, потому что ты мог хотя бы побыть в теплом помещении.
Больше всего из событий в РУВД Евгении запомнился момент описи вещей. Девушка, которая этим занималась, отметила автомобильный ключ, банковскую карточку, снятые шнурки, обручальное кольцо. У задержанной также с собой был БЧБ-флаг с изображением герба «Погоня». В описи его не оказалось — сотрудница РУВД выбросила его в мусорку.
— Подписывать опись я отказалась, так как в ней не хватало одной моей вещи. Девушка начала орать, что я «бандеровка» и что «эту тряпку» она забирает. Тогда я потребовала оформить акт изъятия вещи. После этого сотрудница положила флаг на пол и начала его топтать, продолжая меня оскорблять. Я пыталась заметить, что под этим же флагом Лукашенко давал присягу в 1994-м, но она отвечала, что это неважно, ведь фашисты были еще раньше. Все закончилось тем, что пришел другой сотрудник, как я поняла — выше ее по должности, и сказал, что если я хочу «вписать тряпку», то надо вписывать. Такой вариант я тоже подписать не согласилась, мы сошлись только на «ткани бело-красно-белого цвета».
В Жодино задержанных отправили только поздно вечером: по ощущениям, часов в 9−10. Мужчины ехали, стоя на коленях, женщин посадили на скамеечки.
Тюремный быт: «Лучшие места у нас были на полу под кроватями»
Евгения говорит, что сначала они обрадовались, ведь по слухам в Жодино куда лучше, чем на Окрестина. И якобы там судьи мягче: чаще дают штрафы, чем сутки. Спойлер: в ситуации нашей героини все оказалось наоборот.
— В Жодино по коридорам нам говорили ходить по бело-красно-белым флагам — их стелили, как красные ковровые дорожки. Из обысков запомнился момент с девушкой Катей — у нее из ушей не доставались сережки, кажется, что-то с застежкой. У сотрудников тюрьмы был такой юморок, мол, сейчас принесем пилу и будем тебе срезать мочки. Конечно, она испугалась. Но сережки так и не сняли.
Когда Евгения увидела, что камеры рассчитаны на четверых, она стала держаться ближе к сестре, чтобы их не разлучили. Однако всех восьмерых задержанных женщин из Советского РУВД поместили в одну камеру. Еще «две партии» девочек подселили попозже в тот же день: они приехали из Московского и Ленинского РУВД. Так сокамерниц стало 19.
— Нам сказали, что пока мы не осуждены, никаких матрасов, постельного белья и вообще ничего не будет. В понедельник нам на всех дали две буханки хлеба — еда тоже не положена, так как нас нет в списках. Уже во вторник нам утром дали овсянку на молоке, некоторые ее поели: к тому времени животы болели. На обед дали борща — это уже ела и я, — описывает девушка. — Ситуация с туалетом… Представляете, как он выглядит на Окрестина? Он огорожен стеной, там даже есть дверь. В Жодино же туалет огорожен небольшой стеночкой, которая примерно по колено, совсем низенькая. Конечно, никакой двери нет и все на виду.
Вода шла только холодная. Но кто-то все равно пытался подмываться в таких условиях. Из хорошего: когда девушки просили, им выдавали прокладки и туалетную бумагу.
— Воздуха в камере было очень мало. Мы видели, что окно приоткрыто, но оно находилось за несколькими слоями каких-то решеток, задвижек. Если становилось плохо, можно было подлезть к щелочке и подышать хоть как-то. Мы просили охранников открыть «кормушку» — понятно, что не дверь, но даже это «не положено».
Неожиданную проблему создали и кровати. На Окрестина они представляют собой большой деревянный настил, на котором теоретически можно прилечь и без матраса. В Жодино же кровать — это скрещенные железные палки, которые впиваются в ноги. Сейчас — через неделю после лежания на них — ноги Евгении выглядят так, как будто ее били.
— Лучшие места у нас были на полу, под кроватями или под столом. Там хотя бы не так сильно светит свет, который вообще не выключали. Тоже «не положено», — замечает Евгения. — Старались укладываться так, чтобы минимально удобно было всем 19 людям. Подкладывали пальто или у кого что было, делали из одежды настилы на пол. Если кому-то мешал шум, старались не разговаривать. Ну и, конечно, натягивали на глаза маски, чтобы не так сильно светила лампочка. Еще оставили себе пару кружек после того, как нам принесли чай, чтобы можно было хотя бы воду удобно из-под крана пить.
В камере были две женщины в возрасте: одной под 60 лет (она сейчас сидит 15 суток), другой 61. Сокамерницы хлопали в ладоши, чтобы привлечь внимание охранников и просить таблетки для них. Их давали, но ждать нужно было долго. Кроме того, была женщина, которая недавно перенесла инсульт.
— Охранники обычно отвечали на один вопрос за раз. Нас интересовало, который час, когда дадут матрасы, когда покормят или таблетки. Приходилось решать, что нам важнее, но если нужны были лекарства, конечно, просили их, — улыбается Евгения. — Если нет, то чаще спрашивали про время: поняли, что матрасы и еду все равно не дадут, зачем унижаться. Иногда задавали вопрос, жив ли Лукашенко. Нам отвечали: «Пока жив».
Из забавных моментов Евгении запомнилось, как все ели крошки от «Сникерса». У одной девушки в одежде завалялась обертка от него и крошечная часть самой шоколадки. Ели, как вспоминает собеседницы, так: облизывали палец и брали крошку.
Судили всех этих женщин в среду, 11 ноября. Для этого их накануне привезли из Жодино на Окрестина. Евгения предполагает: так сделали, чтобы задержанные не получили передачу, которые в Жодино принимают как раз по средам. В четверг, 12 ноября, женщин, которым дали сутки, отправили в Барановичи, чтобы и на Окрестина передачу они не получили. Здесь их принимают в четверг.
Для Евгении все закончилось в среду (девушке дали штраф), а вот ее сестра Юлия осталась отбывать наказание в 15 суток.
