«Знакомьтесь. Это мой брат Женя Петров. Он вам сейчас даст свой рассказ, и вы с удовольствием его напечатаете». Именно с этих слов началась невероятно яркая (хотя, к сожалению, и недолгая) карьера одного из выдающихся писателей-сатириков XX века. «Двенадцать стульев», «Золотой теленок», «Одноэтажная Америка» — спустя многие десятилетия все также уморительно смешны и актуальны, как и в те времена, когда Петров (в соавторстве с верным Ильей Ильфом) сочинял их. О жизни, творчестве и абсолютно мистической кончине любимого автора вспоминаем сегодня, в день его рождения.
Евгений Петрович Катаев — именно такая фамилия красовалась у писателя в паспорте — появился на свет 13 декабря 1902 г., в городе, подарившем миру множество людей с хорошим чувством юмора, — Одессе.
Его мама умерла буквально через пару месяцев после его рождения, а отец — Петр Васильевич — работал преподавателем. Воспитывать двух осиротевших детей (Евгения и его старшего брата — Валентина) помогала тетка. Детские годы семейства Катаевых достаточно достоверно описаны в книгах Валентина Катаева «Белеет парус одинокий», «Хуторок в степи» и других из черноморской серии писателя.
Именно старший брат буквально заставил Евгения Петрова стать писателем, ведь после окончания гимназии он, поработав буквально пару месяцев корреспондентом в Украинском телеграфном агентстве, устроился на должность инспектора уголовного розыска в Одессе и совсем скоро стал одним из лучших сотрудников.
— Я всегда был честным мальчиком. Когда я работал в уголовном розыске, мне предлагали взятки, и я не брал их. Это было влияние папы-преподавателя… Я жил так: я считал, что жить мне осталось дня три, четыре, ну максимум неделя. Привык к этой мысли и никогда не строил никаких планов… Я переступал через трупы умерших от голода людей и производил дознания по поводу 17 убийств.
Забавный факт. Среди прочих дел, которые вел будущий писатель-сатирик, значилось расследование деятельности конокрада Козачинского — старинного друга детства Евгения Петрова, с которым они когда-то клялись на крови в братской верности. Позже Козачинский станет на путь исправления: переквалифицируется в литераторы и напишет знаменитый «Зеленый фургон» о противостоянии бывших друзей, а ныне — сыщика Володи Патрикеева и конокрада Красавчика. Книгу великолепно экранизируют, пригласив на главную роль, прообразом которой стал Евгений Петров, Дмитрия Харатьяна.
Несмотря на успешную службу, Евгений мечтал оставить ее и писал в Москву уже успевшему стать знаменитым брату: «Жалованье я получаю паршивое, а главное — неаккуратно. Кроме того, меня постоянно кидают из одного района в другой. Я страшно слаб, малокровие, нервы совершенно расшатаны, и я сам не подчиняюсь своей воле. Служба у меня больше чем каторжная. Приходится не спать ночами и питаться насухо не тогда, когда хочешь кушать, а тогда, когда есть деньги и время. Мне страшно хочется ехать в Москву для того, чтобы служить (работник я великолепный во всех отношениях) и учиться, хотя бы музыке. Мне кажется, что при помощи твоих связей я мог бы устроиться…»
Только самое черствое сердце могло бы остаться равнодушным к таком крику о помощи. И вот он уже в столице «худой и гордый, без завоевательных целей», где устраивается надзирателем в Бутырскую тюрьму. Валентин таким карьерным поворотом был более чем недоволен. Брат точно способен на большее, свято верит он, и устраивает тому небольшое испытание: просит дописать за него главу недописанного романа «Повелитель железа». Валентин Катаев не ошибся:
— Отрывок был закончен настолько хорошо, что я отнес его в редакцию без правки, и он был напечатан, — спустя годы будет вспоминать он. А дальше события стали развиваться стремительно. Валентин упрашивает младшего брата начать писать самостоятельно и даже предлагает первую тему: историю ареста гражданина по фамилии Гусь, который воровал казенные доски. Евгений ответил отрицательно. Позже Евгений Петров объяснит свое упрямство так:
— Меня всегда преследовала мысль, что я делаю что-то не то, что я самозванец. В глубине души у меня всегда гнездилась боязнь, что мне вдруг скажут: послушайте, какой вы, к черту, писатель, занимались бы каким-нибудь другим делом!
Но Валентин Катаев был неумолим, и в ход пошли угрозы:
— Ты что же это? Рассчитываешь сидеть у меня на шее со своим нищенским жалованьем? — завопил старший. И ровно через час уже был готов рассказ, который Женя вручил брату со словами: «Подавись!»
В редакцию газеты «Накануне» отправились вместе:
— Знакомьтесь. Это мой брат Женя Петров. Он вам сейчас даст свой рассказ, и вы с удовольствием его напечатаете. Женя, знакомься!
Рассказ «Гусь и украденные доски» был немедленно опубликован, а автору выплачен приличный гонорар. Валентин Катаев выхлопотал повышенное вознаграждение, чтобы дополнительно вдохновить брата. Вскоре Петрова принимают на работу в издание «Красный перец», откуда он перейдет в «Гудок» и однажды дорастет до главного редактора «Огонька».
До начала судьбоносного знакомства с Ильей Ильфом в 1926 году Евгений Петров выпустил три сборника собственных рассказов и опубликовал в газетах и журналах еще примерно полсотни своих произведений. Но все это были цветочки по сравнению с тем успехом, что обрушился на Ильфа и Петрова после начала их совместного сотрудничества. Из-под их пера вышло немало талантливейших произведений, самые известные из которых — «Двенадцать стульев» (1928), «Золотой теленок» (1931), «Одноэтажная Америка» (1937).
Счастливый и реализованный в творчестве Евгений Петров любил и был любим. Обожаемая супруга — девушка с «овалом лица с полотна французского мастера» — Валентина Грюнзайд. Каждый день Евгений Петров находил возможность как-то удивить или порадовать супругу. Это была такая любовь, о которой пишут в книгах. Валентина переживет Евгения почти на полстолетия, но всю жизнь будет продолжать любить его одного и никогда не снимет с пальца кольцо, которое он подарил.
В этом союзе родились два сына — Петр (назвали в честь отца) и Илья (назвали в честь друга). Долгое время чета жила в коммунальной квартире, которую писатель называл «Вороньей слободкой». Вместе с Ильфом они воспоют это жилище (вместе со всеми соседями — «ничьей бабушкой», «бывшим князем, а ныне трудящимся Востока») в «Золотом телёнке».
Ильф и Петров подарили бы миру гораздо больше веселых сюжетов, но не успели. В 1937-м Ильфа не стало. Это был страшный удар для Петрова: «Это — и мои похороны», — сказал он, прощаясь с соавтором.
— Нет, Ильф и Петров не были сиамскими близнецами, но они писали вместе, вместе бродили по свету, жили душа в душу, они как бы дополняли один другого — едкая сатира Ильфа была хорошей приправой к юмору Петрова, — вспоминал Илья Эренбург.
Правда или нет, но с тех пор смерть будто ходит за Петровым по пятам. Писатель чуть не умер, случайно наглотавшись сероводорода, потом его чуть не сбил автомобиль. В дом, где он ночевал, попал снаряд, а под Москвой (уже во время Великой Отечественной) попал под минометный огонь немцев. Таких эпизодов были десятки, но Евгений Петров и не думал об осторожности. Ни на минуту не прекращал работать: с самого начала войны постоянно ездил в командировки на фронт и писал, писал, писал.
В 1942 году он вылетел из Краснодара в Москву на пассажирском самолете «Дуглас». Вместе с ним оказался писатель Аркадий Первенцев, который так вспоминал об этом дне:
— Летчик с бородкой. Фамилия Баев. Ждем Петрова. Приехал возбужденный. В 11.00 Баев ухарски отвернул «Дуглас» от земли, как будто вырвал пробку из бутылки. Баев передал управление штурману, а сам подобострастно болтает с Петровым. Ищет выпить. Тоска грызет мое сердце… Петров идет в кабину управления. Ложусь спать и моментально засыпаю. Удар. Я лежу на земле, облитый кровью. Самолет, его обломки впереди. Кричу. Я изувечен. Пробую подняться, но, кажется, перебита спина, вытек левый глаз; я падаю на землю головой в пшеницу и бурьян. Чья-то рука тянется из-под обломков дюраля… Крики… Я приказываю снять с меня пиджак, рубаху. Обматываю рубахой голову и чувствую, как она вскипает и пузырится кровью. Больница. Я зверь… Но ранен глубоко. Я завидую Петрову. Он обложен льдом в мертвецкой.
Петров был единственным, кто погиб в той авиакатастрофе. «Его вытащили из-под обломков. Он несколько раз повторил: „Пить… Пить… Пить!“. Ему поднесли кружку воды, он глотнул — и умер», — писал Арон Эрлих.
С годами история о трагической гибели одного из отцов Остапа Бендера обросла мистическими сюжетами. Один из них особенно популярен. По нему даже сняли короткометражку «Конверт» с Кевином Спейси в главной роли. Байка гласит, что у Евгения Петрова было крайне странное хобби: коллекция конвертов от собственных писем. А собирал он их так: писал письмо по вымышленному адресу в далекой стране и через некоторое время получал его обратно с кучей штемпелей.
Но однажды вместе с очередным письмом завязалась переписка.
«Дорогой Мерилл! Прими искренние соболезнования в связи с кончиной дяди Пита. Крепись, старина. Прости, что долго не писал. Надеюсь, что с Ингрид всё в порядке. Целуй дочку от меня. Она, наверное, уже совсем большая. Твой Евгений».
«Дорогой Евгений! Спасибо за соболезнования. Нелепая смерть дяди Пита выбила нас из колеи на полгода. Надеюсь, ты простишь за задержку письма. Мы с Ингрид часто вспоминаем те два дня, что ты был с нами. Глория совсем большая и осенью пойдет во 2-й класс. Она до сих пор хранит мишку, которого ты ей привёз из России».
К письму прилагалась фотография незнакомого мужчины в обнимку с Петровым. В дату, которой был подписан снимок, Петров был в больнице без сознания, от чего писателю, никогда не ездившему в Новую Зеландию, стало дурно.
Следующее письмо из Новой Зеландии пришло в день авиакатастрофы, унесшей жизнь Петрова.
«Я испугался, когда ты стал купаться в озере, — писал тот самый Мерилл. — Вода была очень холодной. Но ты сказал, что тебе суждено разбиться в самолете, а не утонуть. Прошу тебя, будь аккуратнее — летай по возможности меньше».